Вслед за этим она рассмотрела и хозяйку глаз — крупную тёмно-зеленую ящерицу, сидевшую у кровати.

— Ты кто? — удивлённо спросила девочка.

— Я — Рия, — ответила ящерица, ничуть не удивившись вопросу. Голос у неё был немного глуховат, но совсем не напоминал Анне-Селене шипение, которое издавали ящерицы, знакомые ей по курсу биологии. — Как ты себя чувствуешь, маленькая неживая?

— А где я нахожусь?

Девочка с удивлением оглядела комнату. Высокий потолок скрывался во мраке. Стены были покрыты фресками с изображением цветов и птиц, наверное, яркими, но казавшихся тусклыми из-за окутывавшего комнату полумрака. Свет проникал только через дверной проём, находившийся как раз за спиной ящерицы по имени Рия.

— Ты в доме благородной домны Ветилны.

— А почему ты назвала меня неживой?

Этот вопрос надо было задать сразу, но маленькая вампирочка, изумленная происходящим, не успела отреагировать.

Странная ящерица быстро заморгала своими золотистыми глазищами.

— Я чувствую, что живое и что неживое, маленькая госпожа. Но ты не волнуйся, Рия никому не скажет о том, что ты — не живая.

— Вот как? А почему?

— Люди ненавидят тех, кто не люди. Они убивают всех — и виноватых и невиновных. Если я скажу госпоже, что ты — не живая, то придут инквизиторы. Они сначала убьют тебя, а потом, наверное, меня.

— За что — тебя? — изумилась Анна-Селена.

— За то, что я — не человек.

На несколько мгновений недоуменные взгляды вампирочки и вэйты встретились.

— А что же делать? — тихо спросила девочка.

— Госпожа не догадается, что ты — не живая. Она считает, что ты — благородная домна, которую разбойники украли и продали в рабство.

Ну, да… Конечно… При этих словах ящерицы девочка вспомнила всё. Торги. Появление госпожи. Собственную продажу. Превращение кольца.

Девочка торопливо глянула на правую руку — кольцо Элистри было на своём месте. И снова в виде перстня с граненым сапфиром.

— А слуги?

— Слуги тоже не о чём не догадаются. В доме госпоже кроме меня прислуживают только люди. К тому же, все они и горожане. Они ничего не знают о не живых, кроме старых сказок.

— А ты — знаешь?

— Я — знаю.

— Откуда?

Наверное, если бы ящерица умела улыбаться, то она бы улыбнулась до ушей.

— Мой дед — шаман нашего племени. И его отец был шаман. И отец его отца. Издавна мои предки поклонялись богам нашего племени, а боги в ответ давали нам знания.

— Интересно, что же это были за боги?

— Наши боги — это драконы!

— Драконы?! - удивленно-восхищенно переспросила девочка. — А ты мне расскажешь о них?

— Если ты захочешь. А сейчас, извини, я должна сообщить госпоже, что ты пришла в себя.

Быстрым движением ящерка выскользнула из комнаты. Анна-Селена успела только разглядеть, как мелькнули длинные чёрные полосы на её вовсе не тёмной, а золотисто-зелёной спине.

Глава 11

В которой происходит настоящее сражение

Как его занесло на это незнакомое кладбище, Балис уже не помнил. Бывает ведь такое: идет себе человек, погруженный в свои думы, идет, ничего не замечает, а потом раз — поднимает голову, и видит, что забрел незнамо куда.

В этот раз "незнамо куда" приняло облик старого кладбища. Не заброшенного, с растрескавшимися надгробиями, на которых невозможно прочитать надписи, с давно пропавшими куда-то решетчатыми оградками, с поваленными и погнутыми крестами и расплывшимися холмиками могил, нет. Могилы были ухоженные: большинство из них тщательно расчищены от палой листвы, на многих лежали цветы, порой — совсем свежие, кусты были аккуратно подрезаны, а ограды — покрашены. И все же явственно чувствовалась здесь печать времени: памятники стояли неуловимо старомодные, такие как во времена Балисова детства. Совсем не видно было крестов, которые в конце восьмидесятых сначала робко, в глубине, подальше от начальственных глаз, а затем уж и совсем не таясь, вновь стали появляться над последними пристанищами граждан Советского Союза. Времена обязательного атеизма уходили в прошлое, но на этом кладбище время словно когда-то остановилось и так и не смогло двинуться дальше.

Он внимательно осмотрелся, стараясь определить, где находится выход, и уловил какое-то движение среди надгробий. А через мгновение метрах в сорока среди памятников поднялся какой-то человек в гротескной восточной одежде — намотанная на голову темно-зеленая чалма, халат в желто-сиреневую полоску… Длинная борода чуть ли не до пояса… Выпученные глаза, раскрытый, словно в крике, рот… И автомат, такой знакомый автомат Калашникова, в руках.

Раздумывать было некогда. Гаяускас прыгнул в узкий проход между могилами. И тут же в уши ударил грохот выстрелов, свист пуль, их щелчки по камням обелисков. Карикатурный моджахед выпустил никак не меньше трети рожка, наверное, стрелял в первый или второй раз в жизни. Вскинув свой автомат к плечу и поставив его на стрельбу очередями, Балис осторожно присел на колено, внимательно вглядываясь в ту сторону, откуда прилетели пули. Некогда было даже удивляться, откуда вдруг у него взялось оружие, уж чего-чего, а прогулок по городу с автоматом за спиной за ним никогда не водилось. Вот мелькнула среди могил зеленая чалма… Капитан резко выпрямился, и в тот момент, когда в прицеле мелькнул халат убийцы, нажал на спусковой крючок. Короткая очередь в три патрона и тут же снова вниз. Успевая при этом заметить, как переваливается через ограду и кулем падает на могилу пробитое пулями тело.

Как всегда в таких случаях, время тянулось мучительно долго. До боли в глазах Балис вглядывался в каменные надгробия, пытаясь уловить среди них какое-нибудь движение. Он был почти уверен, что враг мертв, но в бою «почти» — не считается. И выживает в бою тот, кто до самого конца не теряет концентрацию. Это не в футбол играть, где расплата за секундную невнимательность — всего лишь пропущенный мяч. В бою за это платят жизнью.

Но и вечно сидеть в укрытии тоже нельзя. Гаяускас медленно начал подниматься, готовый в любой момент снова распластаться на земле. Однако, этого не потребовалось: никакого движения среди могил не было видно.

Теперь можно было бы и начать удивляться: что это за кладбище, что за человек, но капитану хотелось сначала покинуть это странное место, а уж потом рассуждать. По-прежнему то и дело оглядываясь по сторонам, он вышел на аллею и тут же краем глаза уловил движение, на этот раз — слева от себя. Стоя среди могил поднимал винтовку М-16 ("А вторую", укороченную, с телескопическим прикладом, которую Балис видел только на фотографиях) мужчина в камуфляжной форме с аршинной надписью US Army на правом нагрудном кармане и в черных очках. Почему-то бросилась в глаза его борода — не длинная, как у первого, а аккуратно подстриженная и немного вьющаяся.

Чем дальше, тем больше ситуация напоминала дешевый боевик, автор которого использует штамп за штампом, не заботясь ни о правдоподобности, ни о логике. Но вот умирать, даже как в дешевом боевике Балису не хотелось. Он упал назад, успев в падении повернуться влево и выпустить в сторону бородача короткую очередь. Почти в то же мгновение заработала и автоматическая винтовка незнакомца, и по тому, что пули над головой так и не просвистели, а там, где мгновение назад стоял этот человек, полетели вниз срезанные пулями ветки тополей и берез, капитан Гаяускас понял, что и в этого он тоже попал.

С кладбища следовало немедленно выбираться. Пригнувшись, он бросился бежать по узкой земляной полосе между асфальтовой аллеей и шеренгами могил к ближайшему большому дереву — высокой, толстой березе. Нога запнулась о железный прут, наполовину выломанный из ограды и отогнутый каким-то идиотом почти до самой земли. Балис не сумел удержать равновесие и полетел на землю вниз лицом. Сгруппировавшись, выбросил вперед руки, чтобы перейти в кувырок, но почему-то не получилось: влажная темная земля мелькнула у самых глаз, так, что он мог различить каждую травинку. Потом должен был последовать удар, но его не произошло: Балис проснулся.